Е-17: пусти кровь соседу своему…

Сегодня миру грозит повторение финансового кризиса 2008 года, но при этом оно может быть еще более катастрофичным. На этот раз эпицентром является Европа, а не США. И на этот раз кризис касается не производных финансовых продуктов, а таких сложных механизмов как гособлигации.

В то время как правительства и ЦБ ожесточенно пытаются найти решение, происходит активный рост настроений, препятствующих упорядоченному разрешению кризиса: нежелание признавать обязательства перед иностранцами.

Желание разрубить долговой Гордиев узел при помощи дефолта намного сильнее, когда кредиторы вам неизвестны и находятся далеко. В 2007-08 годах вернуть долги не смогли домовладельцы, сейчас - правительства. Но в обоих случаях кредиторы анонимны и удалены. Американские ипотечные кредиты больше не держат в местных банках, а переводят в малопонятные финансовые инструменты и продают по всему миру. Аналогично, греческие гособлигации по большей части держат иностранные инвесторы.

Из-за того, что Испания и Франция в прошлом неоднократно объявляли о своем дефолте, а Греция с момента своего политического рождения в 1830 году делала это с завидной регулярностью, некоторые предполагают, что национальный темперамент определяет некую склонность стран к дефолту. Однако данные попытки найти историческую преемственность являются поверхностными, так как они упускают из виду один из ключевых факторов, определяющих приемлемый уровень долга: личность кредитора.

Эта составляющая имеет большое значение для того, насколько быстро и регулярно долг будет обслуживаться. Частые и впечатляющие банкротства французской и испанской монархий в основном касались долга иностранным кредиторам. В 16 веке Габсбурги занимали (и по высоким ставкам) у флорентийских, женевских или аугсбургских торговцев. Старый порядок во Франции действовал аналогично: занимал в Амстердаме или Женеве, чтобы воевать против Испании в 16-ом и 17-ом веках и против Британии в 18-ом.

Нидерланды и Британия, однако, пошли другим путем. Они больше полагались на местных кредиторов, чем на иностранных. Голландская модель была экспортирована в Британию в 1688 вместе с политической революцией, которая привела к свержению католика Джеймса II и возвела на престол голландского протестанта Уильяма Оранского.

В самом деле, Славная революция позволила произвести переворот и в финансовом секторе. В частности признание прав парламента - представительного собрания - позволило агентам кредиторов постоянно контролировать бюджетный процесс. Таким образом, они могли гарантировать, что положение госфинансов является устойчивым, и что долги будут выплачены. Конституционная монархия позволила ограничить нерациональное расходование средства на роскошную придворную жизнь (а также на военные кампании).

Если коротко, финансовая революция в современном мире основывалась на политическом порядке (что предшествовало полному переходу к универсальной демократии), при котором кредиторы вошли в правящий класс. Данная модель была экспортирована во многие другие страны и стала краеугольным камнем, на котором была построена современная финансовая стабильность.

В период после 1945 года госфинансы большинства промышленно развитых стран были в основном национальными, и модель 1688 года продолжала держаться. Затем что-то изменилось. С либерализацией глобальных финансовых рынков, которая началась в 1970х, стали доступны иностранные кредиты. В середине 1980-х США превратились в чистых должников, в финансировании своего долга в основном полагающихся на иностранных инвесторов.

Европейцы также пошли по этой дорожке. Одной из причин новой европейской интеграции в 1980х стало предположение, что это облегчит процесс кредитования. В 1990х главной приманкой, заставившей итальянских и испанских политиков вступить в валютный союз, стало то, что новая валюта приведет к снижению ставок и сделает иностранные деньги доступными для дешевого финансирования государственного долга.

До того, как монетарный союз был создан в конце 1990х, большая часть госдолга стран ЕС хранилась в них же самих: в 1998 иностранцы были держателями лишь одной пятой суверенного долга. Эта доля резко возросла после введения евро. В 2008 году в начале финансового кризиса три четверти португальского, половина испанского и греческого долга, а также более 40% итальянского были на иностранных счетах.

В то время как доля национальных долгов на иностранных счетах растет, активизируются политические инициативы, цель которых - возложить на иностранцев часть ответственности за этот долг. В 1930-х во время и после Великой Депрессии масштабные дефолты сопровождались ощущением того, что кредиторы являются зловредными и аморальными кровопийцами. Даже американский президент, когда узнал о том, что нацистскую Германию ждет дефолт по внешним долгам, часть из которых принадлежала американским банкам, воскликнул: "Это послужит уроком Уолл-стрит!" В сегодняшней Европе нетерпеливые греки несомненно получили своего рода удовольствие от критики банковского сектора канцлером Германии Ангелой Меркель и президентом Франции Николя Саркози.

Общепринятое мнение, что валютный союз требует финансового союза это только часть правды о долгах и обязательствах: долг редко является поддерживаемым, если отсутствует чувство коллективной ответственности. Это именно тот механизм, который ослабляет побуждение экспроприировать долг и делает его безопасным и дешевым.

В конечном итоге объединенная разделяющая ответственность Европа - вот единственный выход из текущего кризиса. Но это требует намного большего усиления централизации финансовой власти, чем то, на что европейцы, судя по всему, в данный момент способны. Вот почему многим из них завтра придется заплатить за кредит намного больше.

Похожие материалы