Пять вопросов для Бена

Дважды в год глава ФРС США посещает Капитолий, где он представляет Конгрессу свой полугодовой отчет по монетарной политике.

И дважды в год (а если точно, то 4 раза, поскольку он выступает перед комитетами Сената и Палаты представителей) мы наблюдаем за спектаклем, во время которого законодатели произносят скучные вступительные заявления и читают подготовленные для них вопросы. Особенно это характерно для Палаты представителей.

Никто не ждет, чтобы законодатели были экспертами в вопросах макроэкономики и монетарной политике. Они работают во многих комитетах, специализирующихся на бюджетных вопросах, защите окружающей среды, сохранении исторических объектов и финансовых услугах (или может финансировании их услуг).

А ожидать, чтобы наши избранные представители хорошо понимали политику количественного смягчения, в то время как глава ФРС Бен Бернанке говорит, что это неправильный термин, это уж слишком.

Вот почему я решила облегчить задачу представителям Банковского комитета Сената и Комитета по финансовым услугам Палаты представителей и составила несколько вопросов, которые можно задать Бернанке во время его выступление 1-2 марта.

Вопрос No. 1: почему $600 миллиардов?

Г-н Бернанке, когда ФРС объявил о начале второго раунда политики количественного смягчения, известной как QE2, по итогам заседания 3 ноября было просто объявлено, что комитет "намеревается купить еще $600 млрд. долгосрочных трежерис к концу 2 квартала 2011 года".

Почему $600 млрд.? Почему не $500 млрд. или $700 млрд.? Было ли это число просто эмпирической оценкой? Было ли оно основано на какой-либо формуле, либо итогом вычисления денежного мультипликатора, который равнялся вливанию X долларов, приведшему к росту денежной массы на Y процентов?

Были предположения, что цифра в $600 млрд. была получена в результате решения убрать с рынка определенное количество дюрации или ценового риска. Это правда? И если это так, почему Центробанк хочет национализировать риск, переложив его с инвесторов, которые готовы принять его и делают это по собственное воле, на налогоплательщиков? (Немного фактов для законодателей: поскольку ФРС свою чистую прибыль вкладывает в облигации, любое ее снижение приводит к росту дефицита и, как следствие, налогов для всех нас.)

Вопрос No. 2: касательно того глобального избытка сбережений…

В 2005 году вы представили концепцию глобального избытка сбережение или GSG, чтобы объяснить, почему долгосрочные процентные ставки не растут, когда Центробанк повышает краткосрочные ставки. Это также был хороший способ освободить ФРС от вины за пузырь на рынке жилья.

Дейвид Бекворт, помощник профессора экономики в Техасском государственном университете интересуется, почему теория GSG потерпела крах в 2005 году. В последнем сообщении в своем блоге он отметил, что дефицит баланса текущих операций США - обратная сторона GSG - продолжил расти в процентном отношении к ВВП в 2006 году, а долгосрочные процентные ставки и ставки по ипотеке также начали повышаться в 2005-ом.

Г-н председатель ЦБ, в выступлении 18 февраля, посвященном глобальным дисбалансам, вы заявили, что у других стран есть целый ряд инструментов, включая валютные курсы и процентные ставки, чтобы компенсировать влияние QE2 на их экономики.

Так в чем же смысл? Бекворт хотел бы знать. У развивающихся экономик есть инструменты, чтобы компенсировать влияние монетарной политики США, а американская экономика является рабом этих рынков?

И мы плавно переходим к следующему вопросу…

Вопрос No. 3: А что насчет инструментов Федрезерва?

Если долгосрочные ставки не росли, когда ФРС повышала ключевую ставку на четверть пункта в середине 2004, почему было не повышать их быстрее или сильнее?

Долгосрочные ставки являются суммой текущих и ожидаемых в будущем краткосрочных ставок. Так повысьте их неожиданно на 1%, если хотите максимального влияния на бакс, и смотрите, как доходность облигаций растет до небес.
Вы не раз говорили о том, что у ЦБ есть инструменты, необходимые для сокращения $2.5-триллионного баланса и повышения ставки на случай, если это потребуется. А что если очередной GSG помешает вашим планам?

Вопрос No. 4: эти противоречивые мандаты…

Г-н Бернанке, вы оправдывали начало и продолжение программы QE2 двойным мандатом ФРС (стабильные цены при максимально достижимом уровне занятости). Вы указывали на текущий уровень инфляции, который сейчас ниже целевого уровня, и на ставку б/р на уровне 9%, являющуюся неприемлемо высокой. Кажется, что вы понимаете, какое разрушительное психологическое влияние долгосрочная безработица оказывает на служащих.

А что если чистая инфляция начнет расти в то время, когда ставка б/р все еще будет неприемлемо высокой: что-то вроде повторения 1970-х? (Законодатели, обратите внимание. На это вопрос существует правильный и неправильный ответ.)

Вопрос No. 5: Поймете ли вы, когда настанет время сказать прощай?

Как Федрезерв узнает, когда придет пора сказать прощай политике нулевых ставок?

Меня не сильно волнует вопрос инструментов. Что меня волнует, так это способность понять, когда их нужно использовать, и наличие политической воли, чтобы сделать это. Год назад, когда показалось, будто настала пора преждевременно свернуть стимулирование, ФРС начала суетиться. Месяцы спустя QE2 продолжает идти полным ходом.

Г-н Бернанке, можете ли вы сказать комитету, какие данные вы будете использовать, чтобы понять, когда начинать двигаться к нейтральной политике? Ставку б/р? Уровень инфляции? Номинальный или реальный ВВП? Палец по ветру?
А поскольку ожидания являются важной частью политики ФРС, что вы скажете, чтобы убедить нас в том, что в этот раз все будет иначе, и вы не ошибетесь?