Парадоксы процветания

Для того, чтобы рост китайской экономики продолжился, стране придется отойти от модели, которая служила ей так хорошо

Всего 20 лет назад Китай был далек от того, чтобы быть глобальной супердержавой. После того, как протесты на площади Тянь-ань-Мынь привели к резне в 1989, его экономические реформы были под угрозой со стороны консерваторов, а сам он мог столкнуться с международной изоляцией. Затем в 1992 году ныне покойный Дэн Сяопин начал проводить реформы. И это стало весьма ловким ходом человека, который, по сути, и создал современный Китай. С тех пор экономика страны продолжала расти и развиваться.

По сравнению со сложными временами, которые недавно пережили развитые страны, прогресс Китая был неослабным. Тем не менее, в китайском обществе все же нарастает протест. Примером тому могут служить беспорядки в деревне Укань провинции Гуандун, одной из тех, что в свое время посещал Сяопин, этнический конфликт в тибетских областях провинции Сычуань, растущие опасения обвала цен на жилье. Все это события являются признаком центробежной силы, сильно усложняющей задачу Коммунистической партии.

Инстинкт партии, выработанный за годы у власти, подсказывает ей, что необходимо усилить контроль, чтобы напугать всех диссидентов и несогласных. Однако этот рефлекс лишь далее усложнит ситуацию для Компартии. Вместо этого, ей в данный момент необходимо научиться ослаблять хватку.

Третья китайская революция

Это предположение подтверждает высказывание Дэна о том, что без экономического роста Коммунистическая партия давно ушла бы в историю, как это произошло в СССР и странах Восточной Европы. Его реформы заменили проигрывающую политическую идеологию новой экономической легитимностью. Партийные кадры приступили к реформированию Китая с энергией и целеустремленностью, которая заставила некоторых западников войти в контакт со своим внутренним тираном. Бюрократам удалось не только реформировать страшно нерентабельные государственные предприятия страны, но также назначить на некоторые посты людей, наиболее для них подходящих, не оглядываясь на политику.

Это сочетание политического контроля и рыночных реформ принесла хорошие плоды. Рост Китая в последние два десятилетия был более впечатляющим, чем любой другой экономически прорыв. ВВП рос в среднем на 10% в год и 440 млн. китайцев, жившие за чертой бедности, повысили свое благосостояние - самое большое сокращение уровня бедности в истории.

Однако если Китай хочет продолжать расти, он не может придерживаться прежней модели. Это связано с тем, что ситуация как в Китае, так и во всем мире, меняется.

Китай хорошо переносит глобальный кризис. Но для того, чтобы удержать высокий уровень роста, экономике необходимо сместиться от инвестиций и экспорта к внутреннему потреблению. Этот переход зависит от справедливости распределения прибылей, полученных в результате экономического роста. В настоящий момент китайские банки вкладывают все сбережения работников в государственные предприятия, лишая их покупательной способности, а частные компании - капитала. В результате, когда начинает наблюдаться дефицит других составляющих китайского бума, таких как дешевая земля и рабочая сила, правительство активно теряет капитал. Освобождение финансовой системы дало бы потребителям больше покупательной способности и оптимизировало бы распределение капитала.

Даже сегодняшнее небольшое замедление экономической активности вызывает недовольство населения. Многие люди полагают, что впечатляющий экономический рост страны слишком мало на них влияет. Работники, мигрирующие в города в поисках работы, ощущают себя людьми второго класса, имеющими трудности с доступом к здравоохранению и образованию. Захваты земли местными властями вызывают сильный гнев населения. Неограниченная индустриализация приводит к отравлению с/х культур и людей. Растущая коррупция также вызывает ярость. Недовольные люди теперь могут свободно общаться через интернет, чего не было ранее.

Представители партии представляют нарастающие беспорядки как свидетельство того, насколько опасна либерализация. Миграция, говорят они, может стать источником роста, но одновременно она может быть и источником нестабильности. Протесты рабочих приводят к перебоям в производственном цикле и угрожают благосостоянию страны. Рост активности гражданского общества сеет семена хаоса. Представителей партии особенно сильно беспокоят эти опасности в год, когда к власти готовится прийти новое поколение лидеров.

Эту склонность к контролю вполне можно понять, и причина ее не только в корыстных интересах. Патриоты вполне могут заявить, что большинство людей могут быть довольны своей жизнью и ценить стабильность больше, чем права и свободы: вспомните арабскую весну.

Однако все-таки есть права, которые, очевидно, нужны китайцам. Мигранты хотели бы хоть в какой-то мере получать доступ к таким услугам как образование, здравоохранение и пенсионное обеспечение, передвигаясь по стране. А свобода организаций может стимулировать экономический рост в стране вместо того, чтобы подорвать его. Профсоюзы обычно помогают стабилизировать ситуацию в отрасли, предотвращая стихийные забастовки. Группы давления могут сдерживать коррупцию. Храмы, монастыри, церкви и мечети могли бы мотивировать богатых китайцев к тому, чтобы те помогали социальной сфере. Религиозные и культурные организации обычно дают людям возможность найти смысл жизни помимо ненасытного стремления к быстрому экономическому росту.

Бизнес сегодня

Кровавое прошлое Китая научило Коммунистическую партию прежде всего опасаться хаоса. Еще один урок истории состоит в том, что тот, кто ищет абсолютной власти, в итоге теряет любую власть. Парадокс, который начинают осознавать члены партии, состоит в том, что для того, чтобы Пекин и дальше преуспевал, ему нужно отойти от той формулы, которая так хорошо служила ему ранее.

Это вопрос представляет интерес и для тех, кто находится за пределами Китая. Останется ли страна авторитарным колосом, что впоследствии приведет к стагнации и дезинтеграции, или сможет стать более свободной и процветающей. Ответ на этот вопрос может определить не только будущее Китая, но и всей глобальной экономики.